Мы с другом Лёхой в 2012 году объехали на машине весь Пакистан. Много было интересного, много забавного, а было и поучительное. Например как мы угодили в местную тюрягу. Почему так вышло и чем это кончилось, я вам сейчас и расскажу. Итак, повесьте ваши уши на гвоздь внимания и слушайте.
Дорога из Пешавара в Кашмир проходит через город Абботтабад. В него, суля златые горы, зазывает игривая девушка с плаката на въезде. Мы ей не верим, но миновать этот ничем особо не примечательный городок о ста пятидесяти тысячах жителей не можем. Дорога одна, и проходит она прямо через его центр.
Женщины в Пакистане хиджабы не носят - ни в жизни, ни на плакатахА вот в центре наблюдаем такое: над улицей висит вот такая понятная надпись:
Та самая вывеска, после которой Лёха вспомнил об УсамеЗа ней начинается длиннющий забор, увенчанный по верху острыми пиками и увитый колючкой. Сразу видно: военный объект. Ну, а когда возле бдительно охраняемого входа на его территорию видим танк и ракету на постаментах,
Лешины руки опять ползут к фотоаппарату. Но тут он, наконец, вспоминает о штампе в паспорте, поставленном в консульстве, с запретом съемки военных и полицейских объектов, и давит желание. К сожалению, не совсем. А тем временем на нас уже и так обращают внимание окружающие, даже в движущейся машине. Поэтому Лёха делает иногда снимки из-под полы.
Абботтабад. Лёха делает снимки из-под полыВоенная академия остается позади, как и почти весь город. Но тут нас начинают терзать смутные сомнения. Я припоминаю, что Усама, который был ладен (а может, и неладен), долгое время (пока его не грохнула американская команда с вертолетов) нагло скрывался именно по соседству с какой-то пакистанской военной академией. А Лёха вспоминает, что именно в Абботтабаде в 2011 году янки провели операцию по уничтожению главного на тот момент всемирного террориста.
Мы, естественно, хотим на это место полюбоваться. Али кривит лицо выражением, как после ведра лимонов, и пытается протестовать, но нас уже не остановить. Мы ему заявляем, что здесь ему не тут, и даже не лига наций, и что торг здесь неуместен. Али пытается воззвать к тому, чего у нас с Лёхой отродясь не бывало (к рассудку), и говорит о том, что смотреть там совершенно нечего, потому что власти полностью разрушили ладенский дом и распахали участок в ноль. Нас это не волнует ни разу, а поскольку это место недалеко, то желание ехать лишь крепнет. Потом мы, конечно, поняли, с чего это Али так противился.
Мы возвращаемсяНыряем за академией в один из множества совершенно неприметных переулков, потом петляем по дороге.
Ныряем за академией в один из множества неприметных переулковЗа одним из домов видим свежевспаханное поле, а рядом стройку, ведущуюся на старом фундаменте. «Это было здесь», — говорит Али. Лёха с энтузиазмом первопроходца выскакивает из машины и начинает в своей манере всё подробно фотографировать. Я же прямо из окна делаю пару кадров и возвращаю свою камеру, откуда взял — глубоко под сиденье.
Дом где грохнули Усаму снесли, а место распахали в нольТолько Алексей начал свой процесс, как из ближайших кустов выпрыгнули два типа: местных, но важных. Один перекрывает дорогу машине, а второй тычет в окно какие-то корочки. Али бледнеет и, успев только сказать, что это местная служба безопасности, выходит наружу. Говорят о чем-то. Тот, который с корочками, похоже, главный, куда-то звонит. Потом требует наши паспорта. Изучает, но не отдает обратно. Просит показать отснятые фотки на Лёхиной камере. Снова куда-то звонит. Как говорит Али, он ждет распоряжений начальства, с которым пока нет связи.
На фундаменте старого дома Усамы Бин Ладена, который снесли, строят новый.Понятно: день, жарко, какая там служба для больших начальников… Указаний сверху все нет и нет. Я сажусь в тенёк возле замусоренного ручейка. Стражи заинтересованно смотрят на это безобразие, но прекратить вольнодумство не рискуют. Мои пятки нежно щекочет какой-то невысокий кустик с очень характерными листиками. «Это же конопля!» — догадываюсь я и прикидываю, является ли по местным законам преступлением употребление её через пятку. Лёха утверждает, что не является. Я всё же отодвигаюсь на всякий случай подальше, при этом попадая в заросли кустиков повыше, покрепче и позабористее. После этого мне становится уже вообще все равно, и я созерцаю процесс.
Я дискутирую с тайной полициейПроцесс такой: стражи стоят, периодически позванивая в телефон. Я спокойно сижу в кустах в позе «приехали». Али нервно ходит кругами.
Обратите внимание:
Умар не дует в ус. Леша порывается ещё пофотографировать, но вспоминая, где и с кем он, ненадолго приходит в себя.Прождав около часа, главный говорит нам самим поехать в городскую тюрьму при которой полицейский участок. Хорошо хоть в Абботтабаде, а не в Пешаваре или там Равалпинди. Ладно, едем. А паспорта наши у него остались.
Взаимопонимание достигнуто: мы согласились поехать в тюрьму для выяснения.Внутри обширного двора, засаженного деревьями, перед входом в оперативную часть стоят человек двадцать встречающих. Похоже, на сегодня мы с Лехой здесь главные. Процедура входа таких главнюков разработана довольно детально и проходит согласно занимаемому положению. Все — от рядового и выше — здороваются за руку и улыбаются так, как будто увидели богатого дядюшку почти при смерти, причем совершенно искренне. Если это старослужащий, то после простого рукопожатия добавляются интенсивные рукопожатия двумя руками и потряхивания рук. Начиная с сержантского состава — легкие полуобъятия и похлопывания по спине. Старшины уже хлопают по спине и обнимают крепко и мощно. Начальники отделений — ещё больше и ещё дольше, с заглядыванием в глаза и неподдельной радостью. Нам повезло, что не было самого главного начальника. Тогда бы мы целыми ребрами не отделались.
Вне классификации стоят обладатели больших усов — наверное, их наличие поднимает носителя сразу на два уровня. Но не прибавляет лишнюю жизнь.
Вот так нас встречали. В наручниках - какой-то левый кадр, к нам отношения не имеет. Старший по званию предлагает пройти и разместиться в камере без одной стены, чтобы уважаемым гостям не жарко было. Я не соглашаюсь и говорю что вот тут в тенечке, в своеобразной беседке, за решёткой, но под навесом, будет лучше. Сержант снова уносит фотоаппарат на просмотр внутрь здания, а потом возвращается, чтобы спросить, нет ли у Алексея провода для соединения с компьютером. Леша не дурак, и провода нет. Снова уходит.
Во время его отсутствия наблюдаем работу местной полиции, уделяя особое внимание классам, видам и подвидам приветствий. Все ходят с оружием. В общем, обычная суета.
Через полчаса сержант сообщает, что им неизвестен сотрудник органов под записанным у нас именем. Становится грустно. Паспорта начинают исчезать в послеполуденной дымке. Но потом они все-таки нашлись, приехав самостоятельно (сотрудники, а не паспорта). После чего Очень Большой Начальник, то ли от полиции, то ли от этих хмырей, просмотрел фотографии и повелел их удалить. Фотоаппарат Лёхе вернули. В общем, все обошлось, если не считать, что Лёхино любопытство стоило нам целого дня потерянного времени и приобщения к Рамадану, в смысле ни поесть, ни выпить.
И ещё интересный момент — когда меня повели на оправку (к их чести, по первому требованию) для офицерского и сержантского состава. Обычный пакистанский толчок на уровне пола, но помещение без двери. Совсем. Никакой. Ну, нам то что, мне же по малой нужде.
Толчок для офицерского и сержантского состава.Повернулся куда надо передом, ко входу задом, начал, вдруг сзади командирский голос сопровождающего: «Да что же это такое, разве же можно стоя???». Недоуменно оглядываюсь. А он заботливо, как дитю малому и неразумному, объясняет: «Писать надо сидя. А если стоя, то проблемы с почками будут». Вот такие заботливые тюремщики в городе Абботтабаде.
Я к моменту нашего сидения я уже мог немного общаться на урду, одет же был в самую натуральную пакистанскую одежду дорогого сорта, поэтому довольно скоро в приятелях у нас были не только полицейские и примкнувшие к ним детективы в штатском, но и пара моджахедов (на лицо ужасные, добрые внутри — что позже подтвердилось на свободе, в горах), трое уголовников, с полдюжины мелких жуликов, семейство цыган, мелкий нарушитель чего-то там, пожилая пара, то ли обокраденная, то ли что-то потерявшая, и даже перманентно недоверчивый местный кошак. Узрев из своего окошка такое вот вопиющие единение разных народов, начальник тюрьмы выпер нас досиживать срок в нашу Тойоту, которая тихо ждала нас на улице неподалёку. Но мы и тут не растерялись, привлекши к себе внимание до того момента мирно проходившей мимо демонстрации, то ли за, то ли против чего-то.
В горах в долине Чаллама мы были в гостях у родичей моджахедов с которыми сидели в Абботтабадской тюрьме. Прощаемся перед отъездом.Когда их лидер, по нашему приглашению, встал на крышу нашей тойоты и начал что-то громко скандировать, нервы местной полиции не выдержали, и, я абсолютно в этом убеждён, именно в этот момент они нашли задержавших нас коллег из параллельного министерства, и, зуб даю, выдали им в бубен за таких задержанных. А демонстрантов отправили демонстрировать дальше.
А мимо проходила демострация: протестовали против чего-тоПровожать нас вышли все, от самого главного начальника до местного кошака. Жуликов и цыган, правда, на церемонию прощания не пустили. Речи и напутствия длились минут двадцать, и главным был вопрос — как нам нравится Пакистан? После заверения всех присутствующих в незыблемой нашей к нему любви и неподдельного к нему и всем присутствующим уважения, мы были торжественно выперты из города с приглашением заезжать ещё, причем лучше никогда. И другим передать. Что я здесь и делаю.
Ещё из этой поездки:
Езда по-Пакистански, или заметки русского водилы
Больше интересных статей здесь:
Источник статьи:
Комментарии (0)